Впрочем, едва Сорокин уяснил полученную информацию, события понеслись вскачь, словно старались наверстать упущенное.
Гонца Константин отправил сразу же. Времени на подробное донесение не было. Он лишь написал несколько слов о нападении шведских и саксонских войск. Именно – о нападении. В любом случае путь гонцу предстоял неблизкий, и, следовательно, к тому моменту, когда бумага попадет в руки Петра, штурм станет свершившимся фактом. Фраза же о разыгравшемся сражении поневоле заставит торопиться больше, чем вести о дошедшем намерении шведов атаковать вверенный попечению Сорокина город.
Почти сразу же за реку умчались казачьи разъезды. И еще быстрее они вернулись. Цепь казаков была развернута в кратком промежутке между Курляндией и Западной Двиной почти сразу после занятия города. И теперь посланные просто встретили спешащих с известиями товарищей.
Сорокин действовал энергично. В его распоряжении было всего пять пехотных полков и один драгунский. По одному полку насчитывали гарнизоны Динамюнде и Коблешанца. Следовательно, в самой Риге он мог располагать лишь тремя полками, не считая кавалерии.
Ни о каком сражении перед стенами думать не стоило. Точных цифр нападавших Сорокин знать не мог, но они в любом случае превышали имевшиеся у него силы. Главное, было удержать город и обе крепости, благо артиллерии хватало.
Оба «местных» полка были в Цесисе, где проходили боевую подготовку вдали от родимых мест и неизбежных соблазнов. Константин не знал, радоваться этому или печалиться. С одной стороны, лишние штыки и сабли. С другой – у него не было стопроцентной уверенности в преданности лифляндцев новому престолу. Вроде бы все добровольцы, никого силой в армию не тянули, но мало ли что? Вдруг решат переметнуться на сторону того, кто им сейчас покажется сильнейшим?
Самое плохое, что может случиться в осажденной крепости, – это бунт в гарнизоне. Лучше уж иметь меньше людей, зато пусть все они будут проверены. Коренным русакам уж точно изменять нет причины. В чужих краях им и деться-то некуда.
Поднятые в ружье полки торопливо занимали места на стенах. На узких улочках галопировали усиленные драгунские патрули. Но оставалось еще одно дело, которое ни в коем случае нельзя было откладывать в долгий ящик.
За несколько месяцев за пределами крепостных стен успели вырасти не только верфи. Корабелам необходимо было где-то жить, и рядом с верфями появились бараки и дома. Пусть пока небольшой, но городок рядом с большим городом.
Защитить его Сорокин не мог. Никто не думал строить там какие-либо защитные сооружения, и теперь явно поздно было наверстывать упущенное.
Комендант предпринял то единственное, что оставалось в этом положении. Он лично выехал во главе двух драгунских эскадронов в Корабельную слободку, как ее частенько звали между собой ее обитатели. Может, и лучше было бы употребить последние часы на подготовку войск, но Сорокин знал, что среди жителей пользуется немалым авторитетом, и потому предпочел сделать заявление лично.
Оно было кратким. Ввиду вторжения неприятеля все обязаны немедленно отойти в Ригу. С собой взять только одежду и продукты. Если у кого есть мебель или иные громоздкие вещи, то пусть остаются на месте. Времени перетаскивать их уже нет.
Корабли тоже бросались на произвол судьбы и вражеских солдат. Пушки, к счастью, еще не пришли. Лед на реке помешает противнику использовать парочку судов, которые реально было бы ввести в строй в ближайшее время, а до весны осада должна прекратиться. Или корпуса грядущих пенителей моря останутся нетронуты, или враг их самым элементарным образом сожжет.
Хотел спалить все сам на всякий случай, но не поднялась рука. В конце концов, к себе шведы или поляки недостроенные остовы не утащат. Да и вдруг налет удастся отбить тем или иным способом? Зачем сразу собственное добро жечь? Не по-хозяйски как-то. Сорокин даже бараки жечь не приказал. Хотя именно их стоило бы. Ведь наверняка осаждающие станут использовать их по прямому назначению.
Обитатели слободки не роптали. Русского человека трудно испугать внезапным нашествием. Тем более – распоряжением уходить от противника прочь. Кому охота оставаться под врагом? А тут рядом крепость, неужели за стенами не отсидимся? Не хватит солдат, так можно помочь всем миром.
Эвакуация завершилась быстро. Люди хватали нехитрый скарб, грузились на мобилизованные волею коменданта телеги рижан и двигались в город. Благо мужики подневольные доставлены сюда были без семей. А вольные – мастера и те, кто хотел научиться мастерству своей охотой, – жен и детей вызывать тоже не торопились. Разве что несколько человек. А с сугубо мужским коллективом проблем всегда меньше.
Так же быстро была решена проблема размещения. Сорокин клял про себя не вовремя исчезнувшего помощника по гражданской части, но тут был редкий случай, когда начальство являлось скорее помехой. Или, во всяком случае, не слишком большим помощником. Жители сами разобрали беглецов из Корабельной слободки, и лишь те из строителей, кто изъявил желание, отправились в казармы, в формирующееся ополчение.
Ополчение формировалось не только из русских. Кое-кто из местных немцев тоже выразил желание защищать родной город. Не много: большинство выжидало, чем кончится очередная заварушка, – так и объявление коменданта прозвучало совсем недавно.
Зимняя ранняя ночь накатилась на Ригу. На счастье, выглянула луна. Ее лучи мягко отражались от снега, освещали округу. И в крепости и за ее пределами царила тишина. Последние казачьи разъезды втянулись под защиту бастионов. Теперь оставалось только ждать.